ПИШУ ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН

В.Аксенову

В склянке темного стекла

из-под импортного пива

роза красная цвела

гордо и неторопливо.

Исторический роман

сочинял я понемногу,

пробиваясь как в туман

от пролога к эпилогу.

Были дали голубы,

было вымысла в избытке,

и из собственной судьбы

я выдергивал по нитке.

В путь героев снаряжал,

наводил о прошлом справки

и поручиком в отставке

сам себя воображал.

Вымысел - не есть обман.

Замысел - еще не точка.

Дайте дописать роман

до последнего листочка.

И пока еще жива

роза красная в бутылке,

дайте выкрикнуть слова,

что давно лежат в копилке:

каждый пишет, как он слышит.

Каждый слышит, как он дышит.

Как он дышит,так и пишет,

не стараясь угодить...

Так природа захотела.

Почему?

Не наше дело.

Для чего?

Не нам судить.

1975

* * *

Былое нельзя воротить, и печалиться не о чем,

у каждой эпохи свои подрастают леса...

А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем

поужинать в «Яр» заскочить хоть на четверть часа.

Теперь нам не надо по улицам мыкаться ощупью.

Машины нас ждут, и ракеты уносят нас вдаль...

А все-таки жаль, что в Москве больше нету извозчиков,

хотя б одного, и не будет отныне... А жаль.

Я кланяюсь низко познания морю безбрежному,

разумный свой век, многоопытный век свой любя...

А все-таки жаль, что кумиры нам снятся по-прежнему

и мы до сих пор все холопами числим себя.

Победы свои мы ковали не зря и вынашивали,

мы все обрели: и надежную пристань, и свет...

А все-таки жаль — иногда над победами нашими

встают пьедесталы, которые выше побед.

Москва, ты не веришь слезам — это время проверило.

Железное мужество, сила и стойкость во всем...

Но если бы ты в наши слезы однажды поверила,

ни нам, ни тебе не пришлось бы грустить о былом.

Былое нельзя воротить... Выхожу я на улицу.

И вдруг замечаю: у самых Арбатских ворот

извозчик стоит, Александр Сергеич прогуливается...

Ах, нынче, наверное, что-нибудь произойдет.

МОЛИТВА

Пока Земля еще вертится,

пока еще ярок свет,

Господи, дай же ты каждому,

чего у него нет:

мудрому дай голову,

трусливому дай коня,

дай счастливому денег...

И не забудь про меня.

Пока Земля еще вертится —

Господи, твоя власть!—

дай рвущемуся к власти

навластвоваться всласть,

дай передышку щедрому,

хоть до исхода дня.

Каину дай раскаяние...

И не забудь про меня.

Я знаю: ты все умеешь,

я верую в мудрость твою,

как верит солдат убитый,

что он проживает в раю,

как верит каждое ухо

тихим речам твоим,

как веруем и мы сами,

не ведая, что творим!

Господи мой Боже,

зеленоглазый мой!

Пока Земля еще вертится,

и это ей странно самой,

пока ей еще хватает

времени и огня,

дай же ты всем понемногу...

И не забудь про меня.

Заезжий музыкант целуется с трубою,

пассажи по утрам, так просто, ни о чем.

Он любит не тебя, опомнись, Бог с тобою,

Прижмись ко мне плечом, прижмись ко мне плечом.

Живет он третий день в гостинице районной,

Где койка у окна всего лишь по рублю.

И на своей трубе, как чайник, раскаленной,

Вздыхает тяжело. А я тебя люблю.

Трубач играет гимн, трубач потеет в гамме.

Трубач хрипит свое, и кашляет хрипя,

Но, словно лик судьбы, он весь в оконной раме.

Он любит не тебя, а я люблю тебя.

Дождусь я ль лучших дней, и новый плащ одену,

Чтоб пред топой проплыть, как поздний лист кружа?

Не многого ль хочу, всему давая цену?

Не сладко ль я живу, тобой лишь дорожа?..

Тебя не соблазнить ни платьями, ни снедью.

Заезжий музыкант играет на трубе.

Что мир весь рядом с ним, с его горячей медью?

Судьба, судьбы, судьбе, судьбою, о судьбе.

Зачем мы перешли на "ты"?